Пирог, письмо и пауки

Долгожданное письмо пришло рано утром. Лизетта и Гаспар неторопливо завтракали, как вдруг в окно стремительно влетела большая длиннохвостая птица. Издав пронзительный крик, птица уронила свою ношу прямо в тарелку с хлопьями Лизетты, и та вздрогнула от испуга. Но когда взглянула на темно-синий с золотой печатью конверт, глаза ее загорелись восторгом.

— Это от дядюшки Ву! — объявила она.

Лизетта бережно достала увесистый, теперь немного мокрый конверт из тарелки. Его поверхность была приятно бархатной.

— И как это мы не догадались, — пробормотал Гаспар, листавший утреннюю газету. — Кто еще мог отправить письмо с попугаем?

Алый ара, словно поняв, что речь идет именно о нем, вновь подал голос. А затем, неуклюже переваливаясь, двинулся по столу, в надежде тщательно изучить содержимое вазы с фруктами.

— Дядюшка Ву пишет, что скоро приедет в гости, — Лизетта уже раскрыла конверт и торопливо читала содержимое. — Прямо в день моего рождения.

— Выходит, завтра, — подытожил Гаспар, все еще не отрываясь от газеты. — А больше он ничего не пишет?

— Пишет, — Лизетта сдвинула брови, пытаясь прочесть непонятное слово — от пребывания в тарелке с молоком чернила на бумаге слегка расплылись, — что не нужно позволять Цзао есть гранаты. Он их очень любит и всегда объедается.

Попугай, который в этот момент, как раз, намеревался расправиться с одним из гранатов, недовольно щелкнул клювом. Гаспар отложил недочитанную газету, придвинул к себе вазу, извлек из нее все гранаты и вернул Цзао. Тот с презрением посмотрел на Гаспара и отвернулся.

— Может, стоит дать ему немного? — засомневалась Лизетта. — Посмотри, как он обиделся!

— Если мы позволим этой хитрой пичуге облопаться — на нас обидится уже дядюшка Ву, — напомнил Гаспар. Тут он поспешно встал из-за стола, будто вспомнил о чем-то: — Рано утром прибыли несколько посылок, — объявил Гаспар, выдвигая ящик буфета, — подарки ко дню твоего рождения.

Лизетта разорвала бумажную обертку той, что лежала сверху — подарок от тети Арабель. Будучи в своем репертуаре, тетушка прислала единственной племяннице сладости ручной работы: шоколадных пауков, то и дело норовящих удрать из коробки и печенья в виде отрубленных пальцев. Лизетта скривилась от отвращения:

— Гадость какая!

— Не говори так, Лизетта, — упрекнул дочь Гаспар, — твоя тетя очень старалась.

Он взял одну из шевелящихся конфет и сунул в рот. Лизетта, сморщившись, наблюдала за отцом.

— Кажется, ты права, — Гаспара перекосило, стоило ему разжевать одну конфетку. Волшебник схватил чашку с чаем и тут же до дна выпил содержимое.

— Но это же не настоящие пауки? — Лизетта со страхом смотрела на то, как  глянцевые членистоногие, перебирая лапками, стремятся выбраться на свободу. Когда одному из них это, наконец, удалось, Цзао ловко поймал паука и съел. Вид при этом у него был очень довольный.

— Нет, они сделаны из шоколада, — успокоил дочь Гаспар. — С лимонной начинкой, — схватив фарфоровый чайник, он налил себе еще, — но, похоже, тетя Арабель совершенно забыла добавить сахар.

Три оставшиеся посылки прислала семья Ла Рош. Внутри были ореховый пирог, тыквенные печенья и сливовая пастила. Цзао, видя такое обилие сладостей, жалобно вякнул.

– А вот ни крошечки не получишь, — пригрозил попугаю Гаспар. Но стоило ему на миг отвернуться, как Цзао сцапал тыквенное печенье и улетел с ним на крышу буфета, едва не задев Гаспара крылом по лицу. Тот едва успел увернуться. — Когда прибудет твой хозяин, я все ему расскажу про твои проделки! — Гаспар слегка повысил голос. — Уверен, он с тобой разберется!

С буфета донесся звук, подозрительно похожий на смех. Цзао только что разделался с тыквенным печеньем и, похоже, прикидывал, стоит ли попытать счастья вновь и утащить пастилку. Лизетта с любопытством наблюдала за ним. И когда Гаспар вновь занялся газетой, ара спикировал вниз, а в следующий миг уже сидел с победоносным видом на прежнем месте. В его клюве была зажата мягкая сливовая пастилка.

— Думаю, нам, все же, придется запереть его где-нибудь до приезда Чжао Ву, — проговорил Гаспар, потирая плечо: Цзао нечаянно зацепил его когтем, когда спешил обратно на буфет. К счастью, пострадал лишь джемпер.

— Он расстроится, — запротестовала Лизетта.

— Ты имеешь в виду дядюшку Ву или этого пернатого бандита? — уточнил Гаспар. Что до "пернатого бандита", то он неотрывно наблюдал с буфета, как Лизетта отправляет в рот кусочки пирога. Но, похоже, съеденные сладости оказались достаточно сытными для попугая, раз тот не предпринимал попыток покуситься на пирог.

— Я имела в виду Цзао, — рассмеялась Лизетта. — Вряд ли, ему понравится сидеть взаперти.

— А мне не понравится, если он разгромит весь дом, — парировал Гаспар. Он с раздражением отложил газету: — Эти болваны из Круга борьбы с темными существами не могут изловить парочку разбушевавшихся болотных троллей! — возмутился волшебник. — Вторую неделю никак не управяться. Стыд и позор!

От отца Лизетта знала, что больше всего на свете болотные тролли ненавидят сухость, зной и яркий свет. Следовательно, чтобы выгнать их с неположенного места достаточно просто развести огонь. В отличие от своих дальних родственников — горных троллей — болотные очень трусливы и не рискуют связываться даже с теми, кто не обладает волшебной силой. Не говоря уже о волшебниках.

— Не разгромит, — Лизетта вернула разговор в прежнее русло. — Цзао — умная птица. И я буду за ним следить.

— В этом-то и беда: Цзао слишком умный, — Гаспар сделал особое ударение на слове "слишком". — И свой ум он целиком и полностью тратит на достижение своих, птичьих целей. Которые, обычно, никак не сочетаются с человеческими.

Лизетта в ответ промолчала. Аргументы за то, чтобы предоставить птице, пусть и воспитанной волшебником, свободу передвижений иссякли. Но тут Гаспар поднялся со своего места.

— Так, решено! — объявил он. — Цзао продолжит свободно перемещаться по дому при условии, что ты не спустишь с него глаз, как обещала. Но едва обещание будет нарушено, или Цзао что-то натворит — пеняйте на себя. Тотчас же запру его в чулане!

Лизетта согласилась. Мало того, она была уверена, что Цзао не запрут ни в каком чулане: их крошечный чулан под лестницей давно так забит старыми ведрами, швабрами и другими никому не нужными и жутко скучными предметами, что там яблоку было негде упасть. Не говоря о том, чтобы поселить крупного попугая.

А еще в том чулане, в старом деревянном футляре хранился сломанный хронометр. Об этом Лизетта старалась думать как можно реже: мысли о хронометре неизменно порождали мысли о маме. А ей меньше всего на свете хотелось сейчас расплакаться.

Словно поняв сказанное Гаспаром до единого слова,  Цзао спикировал с буфета и вновь плюхнулся на стол рядом с чайником. Склонив голову на бок, он с любопытством рассматривал то взрослого волшебника, то Лизетту. А затем — неожиданно выхватил из коробки и тут же съел еще одного шоколадного паука.

Находка в саду

Обещанный послеобеденный урок по арифметике пришлось отложить: внезапно окончившийся дождь изменил их планы. Лизетта, которой, в конце-концов, наскучило безвылазно сидеть в доме, практически умоляла отца отпустить ее, хотя бы, на пару минут. Гаспар легко согласился, решив заодно оценить масштабы разрушений столь продолжительного ливня, что было весьма кстати. Поэтому, когда Лизетта, наконец, доела суп ( всем своим вкусом и видом больше напоминавший болотную жижу), они в прихожей накинули дождевики, сунули ноги в резиновые сапоги и вышли на крыльцо.

Воздух был насквозь пропитан ароматом прелых листьев, и Лизетта с наслаждением вздохнула полной грудью. Как же хорошо!

— Будь осторожна и постарайся не запачкаться, — предупредил ее отец, когда Лизетта легко сбежала вниз по ступеням крыльца и оказалась на примыкавшей к дому садовой дорожке.

Совет оказался нелишним: дорожка после дождя блестела от влаги и была довольно скользкой. Вдобавок местами она была размыта потоками льющейся воды, многие камни попросту выворотило, а торчащая земля превратилась в густое месиво.

Осторожно перешагивая, а, порой, и перепрыгивая особо пострадавшие участки, Лизетта устремилась вглубь заброшенного сада. Стояла глубокая осень. Листья с деревьев почти облетели, и лишь старый тис  одиноко зеленел впереди. Больше всего Лизетта беспокоилась о розах и отправилась проведать кусты. Оказалось, что Гаспар загодя укрыл их от непогоды, так что ни одно растение не пострадало.

Около одной из роз Лизетта заметила странное растение и наклонилась, чтобы получше его рассмотреть: из земли торчали тонкие короткие веточки, усыпанные мелкими желтовато-зелеными листиками с коричневой каймой. Лизетте вдруг подумалось, что форма листьев очень напоминает след от лапки хорька. Осторожно разгребая пальцами сырую почву,  она извлекла один из кустиков вместе с корнями. Лизетта была уверена, что отец сможет опознать растение. А в случае неудачи она сама попытается найти наименование в одной из имеющихся дома энциклопедий. 

Возвращаясь назад, Лизетта не без удовольствия отметила, что все камни теперь находятся на своих местах, а от наполненных водой рытвин не осталось и следа: видимо, отец восстановил дорожку, пока она откапывала крохотный кустик.

— Лизетта, — я же просил тебя быть аккуратнее, — покачал головой Гаспар, когда дочь, наконец, найдя его, продемонстрировала свою находку. — Посмотри, на кого ты похожа!

— Но ты ведь знаешь это растение, правда? — не унималась Лизетта.

— Это пустоголовник, — Гаспар вытащил из кармана джинс тонкую деревянную палочку с черным кристаллом на конце. — А ну-ка вытяни руки.

— А для чего его применяют? — Лизетта послушно сделала так, как он просил, и Гаспар коснулся палочкой кожи. Кристал на конце вспыхнул, и руки Лизетты тут же стали чистыми.

— Традиционно измельченные и высушенные корневища пустоголовника применяются для приготовления ряда успокоительных снадобий, листья служат основными ингредиентами зелья болтливости и забывчивости, — Гаспар убрал палочку обратно в карман. — В небольшой концентрации пустоголовник не способен навредить, а его эффект кратковремененен.  Но в случае превышения допустимого количества, принимающие снадобье рискуют повредить рассудок.

— Выходит, оно, все-таки, ядовито, — Лизетта грустно взглянула на пустоголовник, чьи корни сияли белизной: с помощью магии Гаспар очистил от грязи не только руки дочери, но и корни растения.

— Все может стать ядовито, если использовать его бездумно, — справедливо заметил волшебник. Лизетта промолчала. Она напряжённо думала над чем-то.

— Не сбегаешь проверить почту? — Гаспар вырвал дочь из пучины раздумий. — Готов поспорить: почтовый ящик просто ломится.

Гаспар был прав: маленький ящичек оказался доверху забит коммунальными счетами, парой толстых газет и ворохом поздравительных открыток. И, наверняка, бы треснул по швам, если бы Гаспар не наложил на ящик чары увеличения внутреннего пространства.

С газетами под мышкой возвращаясь назад к дому, Лизетта с любопытством разглядывала глянцевые открытки. Многие отправители были ей не знакомы.  Наверное, это были друзья  отца, со времен его обучения в магической академии. Правда, один почерк — узкий, с сильным наклоном в сторону  и навязчивыми завитушками Лизетта узнала сразу: открытку прислала двоюродная сестра матери — тетя Арабель. Прочитав сухое: "С праздником" — вот уж короче не придумаешь! — она перевернула открытку обратно: на ней были изображены букет оранжевых гербер и две тыквы. Что ж, фантазией тетя Арабель никогда не отличалась — Лизетта бросила краткий взгляд на открытку от семейства Ла Рош и прыснула со смеху — на ней двое подозрительного вида гномов упорно стаскивали штаны со своего чуть менее подозрительного товарища.

Лизетта почти не знала тетю Арабель. Лишь один раз отец отвез ее в гости к тете, когда был вынужден поехать в Трансильванию. Этот месяц своей жизни Лизетта запомнила навсегда.

Арабель Франческа Беланже считала себя образцовой ведьмой, и как все образцовые ведьмы жила в просторном довольно жуткого вида особняке. Особняк располагался на краю пустоши, поросшей болотным багульником. Окна в особняке тети были всегда плотно зашторены, из-за чего внутри царил полумрак, а обилие хранящихся в кладовых ингредиентов для зелий источало такой странный и навязчивый аромат, что Лизетта зажимала нос рукой, когда проходила мимо.

В доме было полно старинных книг, но читать их было невозможно из-за недостатка света. А еще потому, что содержание большинства книг было настолько жутким, что Лизетта даже боялась к ним приближаться. Пособие "Тысяча и один способ вывернуть врага наизнанку", которое тетя однажды забыла открытым на столе повергло Лизетту в такой шок, что она потом целую неделю просыпалась с криками от ночных кошмаров.

Помимо жуткого вида книг, которые стояли на полках, лежали на столах и столиках, диванах и креслах, в доме тетушки была масса предметов, которые заставили бы попрощаться с рассудком любого обывателя: на полках среди книг стояло множество стеклянных сосудов с плавающими внутри частицами какого-нибудь существа. Особенно Лизетту пугал огромный голубой глаз, подозрительно похожий на человеческий, хотя тетя утверждала обратное. С потолка на кухне свисали связки странного вида трав и кореньев. Позже, возвратившись домой, Лизетта пыталась отыскать растения в энциклопедиях отца, но не нашла ни одного из них.

Особенно Лизетту поразило огромное чучело нильского крокодила, которое, едва Лизетта приблизилась, распахнуло янтарные глаза и злобно щелкнуло зубастой пастью. Зеркало над камином то и дело вело заунывную беседу с самим собой, а, завидя потенциального собеседника, начинало жаловаться на все подряд. Тетушка объяснила Лизетте, что в зеркале находится призрак.

Единственной отрадой пребывания в тетушкином доме был огромный черный кот Маркиз, который с удовольствием запрыгивал к ней на колени и громогласно мурлыкал, стоило почесать его за ухом. Украдкой Лизетта подкармливала Маркиза кусочками ветчины, за что тот был ей особо благодарен.

Уже подоходя к дому, Лизетта все еще внимательно перебирала почту. Письма, которое она ждала больше всего на свете, среди них не было.

Гаспар ждал ее на крыльце.

— Нужно будет оплатить счета, — заметил он, открывая дочери дверь, т.к. руки ее были заняты кипой открыток. — Кажется, поздравлений в этом году куда больше, не правда ли?

— Потому что от Де Шам пришло пять открыток, а от Ла Рош — целых  одиннадцать, — буркнула Лизетта. Оказалось, что помимо троицы гномов Ла Рош прислали целую стопку карточек, среди которых были нетрезвая ведьма верхом на пылесосе, кошачий квартет (позже выяснилось, что коты на открытке, действительно, пели, стоило только дотронуться до носа одного из них), пузатый латунный котел, который имел такой вид, будто его вот-вот стошнит. И другие, не менее смешные изображения.

— Ла Рош в своем репертуаре: число посланных открыток кратно количеству членов их семьи, — хмыкнул Гаспар. — Что ж, пойдем, посмотрим, что прислали нам наши друзья.

Лизетте очень хотелось уточнить, что все отправители были друзьями ее отца, а не ее собственными. Но решила промолчать. Вслед за Гаспаром она пошла на кухню и, сложив присланное на столе, уселась на один из старых деревянных стульев. Гаспар, тем временем, уже изучал содержимое конвертов и читал поздравления на открытках. Он, словно, и не заметил, что среди всего содержимого не было того письма.

Брошь

Вот уже почти неделю Гаспар с Лизеттой практически не покидали своего жилища: дождь целыми днями лил как из ведра. Из-за обилия влаги разбухла земля, и о том, чтобы хоть немного побыть в саду не могло быть и речи. Вымощенные крупной галькой тропинки вздыбились и искривились, будто корчили недовольные рожицы.

Впрочем, вынужденное заточение никого не тяготило. Гаспар большую часть своего времени проводил в мастерской, а Лизетта сидела над учебниками. Каждое утро отец давал ей уроки арифметики и письма. В школу Лизетта не ходила.

Крупные капли одна за другой сбегали по стеклу. Сидя за массивным письменным столом с карандашом в руке, Лизетта задумчиво глядела на маленький мирок, что простирался за окном. Наверное, когда-то этот сад был красивым и ухоженным, но Лизетта не могла припомнить времени, когда он был таким. На ее памяти прилегающий к дому участок всегда был беспросветно заброшен.

Пример, что задал на этот раз Гаспар, казался особенно сложным, и Лизетта никак не могла его решить. Наконец, окончательно сдавшись, она отложила карандаш и лист бумаги в сторону — папа, конечно, немного расстроится. Лизетта даже знала, что он скажет, едва узнает, что дочь не справилась с заданием: "Да ведь это же так просто!" И тотчас же покажет способ решения.

Несмотря на эту мнимую, еще не высказанную отцом реплику, Лизетта не чувствовала своей вины: математика всегда давалась ей с трудом, о чем Гаспар прекрасно знал.

Выдвинув один из ящиков стола, Лизетта достала маленькую деревянную шкатулку, украшенную перламутром и раскрыла ее. Внутри, на бархатной подушечке, лежала брошь-шатлен, принадлежавшая матери Лизетты. Два серебрянных зажима соединялись между собой ажурной цепочкой, один был украшен массивной розой, на которой восседал паук, а второй — паучком поменьше. И роза, и оба паука были усеяны россыпью гранатов.

Лизетта плохо помнила, какой была ее мать — образ целиком и полностью состоял из работ отца, его рассказов и одной-единственной почти выцветшей фотографии, — поэтому не могла сказать, видела ли она когда-либо, как Лилит надевала эту брошь. Однако Гаспар твердил, что даннное украшение было одним из ее любимых. Сама Лизетта украшений не любила и по просьбе отца носила на шее лишь одну крохотную подвеску.

Со вздохом она закрыла шкатулку. В этот момент в комнату заглянул Гаспар.

— Обед готов, — объявил он. Тут взгляд его упал на шкатулку, которую Лизетта все еще держала в руках. Он медленно прошел вглубь комнаты и приблизился к столу. — Думала о маме? Я тоже часто о ней думаю, — Гаспар осторожно взял в руки шкатулку, словно та была хрустальная или могла укусить. Раскрыв деревянную коробочку, он с грустью оглядел содержимое.

— Тебе не снились новые сны? — вдруг спросила Лизетта. Гаспар отрицательно мотнул головой. — Просто ты говоришь, что, возможно, мама во сне сообщит тебе важные сведения, где ее искать. Или как уговорить членов Ковена дать разрешение на новый хронометр. Или починить старый, — каждую фразу она произносила тише предыдущей, а последние слова были и вовсе сказаны шепотом: Лизетта уже не верила в успех, хоть и просила реглярно отца вернуть маму. Гаспар смотрел на дочь, и у него сжималось сердце. Новый хронометр. Непозволительная роскошь, о которой он не смеет даже мечтать! Вот уже шесть лет Гаспар ежемесячно посылает письма с просьбой на разрешение получить новые детали, взамен тех, что вышли из строя. Клянется, что починит устройство сам и расписывается в своей признательности. Но все без толку. Каждый полученный им ответ — лишь отписка. А в последнее время даже они перестали приходить.

— Пойдем обедать, Лизетта, — Гаспар вернул шкатулку ее новой обладательнице. — Суп остынет.

Лизетта сморщила нос.

— Утром ты сказал, что будет пицца, — разочарованно протянула она, убирая шкатулку с брошью обратно в ящик письменного стола. Гаспар терпеливо ждал.

— На ужин — пицца, — легко согласился он и добавил: — Что хочешь — то и будет.

Глаза Лизетты загорелись.

— И мороженое?

– И мороженое, — серьезно подтвердил Гаспар. Тут он покосился на лист бумаги, подозрительно скупо исписанный: — Ты решила пример?

Вид у Лизетты стал виноватый.

— Нет, — наконец, призналась она. — Я не смогла.

— Ну, это же так легко! — воскликнул Гаспар, и Лизетта едва удержалась от улыбки: она знала, что отец скажет именно эти слова. — Я объясню тебе решение после обеда, — пообещал Гаспар, и отец с дочерью отправились обедать.

Сон

— Иди сюда, ко мне. Ну же...

Женщина вытянула, было, руку, но Гаспар не двигался с места. Она усмехнулась. В золотисто-ореховых глазах вспыхнули коварные искры.

— Неужели, ты боишься меня?

Полуобнаженная, она сидела верхом на огромной пантере, слегка запрокинув назад свою очаровательную головку. Черные волнистые пряди волос спускались по спине и плечам. Тело едва прикрывали тончайшие полупрозрачные одеяния, больше подчеркивая, нежели скрывая формы.

Не в силах совладать с собой, Гаспар во все глаза смотрел, как пальцы гладят блестящий черный мех, как длинные ноги сжимают могучее тело хищного зверя. Его взгляд лихорадочно блуждал по прекрасному лицу, полной ничем не прикрытой груди. Когда Гаспар облизнул губы, сидящая на пантере звонко расхохоталась:

— Что, нравится?

Ладони диковинной наездницы, до этого ласкавшие пантеру, теперь скользили по ее собственным шее и груди, с каждым новым движением спускаясь все ниже. Но когда Гаспар, наконец, решился приблизиться, чтобы коснуться желанного тела, пантера оскалилась и угрожающе зарычала. Сверкнули белые клыки, разверзлась кроваво-алая пасть...

Гаспар проснулся. Он лежал в своей постели, тяжело дыша. Все его тело трясло мелкой дрожью, а по лицу струился пот. Утеревшись рукавом, и переведя дыхание, в сумерках он нащупал лежащие на прикроватной тумбе карманные часы: те остановились, и стрелки на циферблате застыли где-то в районе трех.

 Гаспар медленно сел на кровати. Снова этот сон. И она — Лилит — такая живая в этом сне. Такая настоящая.

Встав с постели, Гаспар начал одеваться. Закончив, он осторожно, чтобы не потревожить спящую в соседней комнате девятилетнюю дочь, вышел в коридор и прикрыл за собой дверь.

Боясь, что образ, на этот раз особенно яркий, ускользнет от него, Гаспар поспешил в мастерскую. И оказался проворнее сладострастной грезы: вот уже он стоит перед мольбертом, а его рука, сжимающая остро наточенный карандаш, стремительно летает взад-вперед по листу бумаги.

Когда на бумаге начали угадываться знакомые черты, Гаспар вдруг неожиданно сорвал верхний лист и, разорвав тот на части, принялся за новый набросок, на этот раз вооружившись углем. Теперь длинные плавные линии и короткие отрывистые штрихи, наносимые угольным обломком стали еще резче, еще глубже.  Но не прошло и минуты, как Гаспар с раздражением разодрал и этот рисунок.

Один за другим листы с неоконченными набросками срывались, комкались и летели в стену, стоявшее у окна потертое кресло или просто на пол. Гаспар обессиленно опустился на колени подле мольберта и запустил пальцы в темные волосы.

— Лилит, — голос предательски дрожал — почему ты всегда так мучаешь меня?

— Папа? — его тронули за плечо.

Отняв руки от лица, Гаспар увидел Лизетту. Та стояла перед ним в длинной ночной сорочке и прижимала к груди куклу.

— Ты почему не спишь? Это я тебя разбудил? — спросил Гаспар. Лизетта пожала плечами:

 — Просто не спалось, — и, сбросив с кресла бумажные комки, забралась в него с ногами.

Расправив один из обрывков, Лизетта тщательно его изучила, а потом тихо спросила:

— Ты снова рисовал маму?

Гаспар молчал. Да и что он мог ответить? Вот уже шесть лет, с того-самого злосчастного дня, он пишет портреты Лилит один за другим. В образе египетской царицы, кроткой монахини или любимой наложницы султана — ровно такой, какой видит ее во снах. Гаспар обвел взглядом мастерскую — две стены были увешаны портретами его жены. А больше Гаспар никого не писал.

— Расскажи, какой она приснилась тебе сегодня? — Лизетта удобнее устроила куклу на своих коленях и всем своим видом приготовилась слушать.

И Гаспар рассказал ей, опуская те детали, что не предназначались для детских ушей. Лизетта слушала очень внимательно. Так она узнала, что ее мама сидела верхом на большой  пантере и манила отца приблизиться к ней.

— Значит, ты не подошёл? — в ее голосе звучали почти обвиняющие нотки.

— Говорю же тебе, я пытался, — Лизетта подвинулась, и Гаспар  тоже сел в кресле. Притянув к себе дочь, он ласково потрепал ее по волосам, — но пантера не позволила.

Лизетта нахмурилась.

— Я просто хочу, чтобы ты нашел маму, — ее голос стал совсем тихим и едва дрогнул. — Ты ведь сможешь починить хронометр, правда? Ты обещал.

— Обещал, — Гаспар еще сильнее прижал дочь к себе. — Я починю хронометр и верну нашу маму домой, слышишь?

Лизетта кивнула и уткнулась лицом в грудь отца. Плечи ее вздрагивали.

Злосчастное устройство, шесть лет назад разлучившее его с женой и лишившее Лизетту матери ждало в чулане.

Пока он, Гаспар, безуспешно пытался добиться разрешения от магического ковена на получение новых исправных деталей хронометра. Целых шесть лет! Слушая всхлипы Лизетты, Гаспар все сильнее сжимал кулаки: из-за кучки этих самодовольных безмозглых бюрократов его дочь растет наполовину сиротой!

Что-то громко хлопнуло, посыпались разноцветные искры. Банка с водой, не выдержав магического выброса, лопнула напополам, вода вылилась на стол и затопила недавно законченную работу.

— Папа, — отстранившись, Лизетта утерла слезы, — пожалуйста, прекрати.

— Извини, — Гаспар бросил виноватый взгляд на свои ладони: от кончиков пальцев предательски вился едва заметный дымок. Усилием воли он гнал от себя мысленно сотворенную им картину: вот ладони его, до бела раскаленные, поочередно сжимаются на горле Стражей Времени. Один за другим падают они замертво на землю, а в нос, тем временем, бьет едкий аромат горелой плоти...

— Папа! — лишь оклик дочери выдернул его из пучины злобы, жажды мести и болезненной радости, когда твое счастье целиком и полностью зависит от того, насколько плохо заклятому врагу. Гаспар глубоко вздохнул. Напряжение спало. Жар и покалывание в ладонях почти сошли на нет.

— Ты не вернешься к себе, — он не спрашивал, а утверждал, так как хорошо знал дочь: проснувшись однажды задолго до наступления утра, она уже не уснет.

Вместо ответа Лизетта стянула со спинки кресла висевший на ней тонкий шерстяной плед и завернулась в него. Свою куклу она также заботливо укутала краем пледа.

— Ты работай, — отозвалась она. — Рисуй маму. Мы с Мишель — Лизетта взглядом указала на куклу — не будем тебе мешать.

Гаспар нахмурился.

— Только на время, пока я не закончу набросок, — заявил он. — Потом вы с Мишель уйдете к себе.

Неудовлетворенная его ответом Лизетта, все же, покорно согласилась. Она знала, что отец ни за что не позволит ей находиться в мастерской, когда работает с краской. 

Гаспар же знал, что дочь ни за что его не ослушается. И, встав у мольберта, вновь принялся за свой набросок.