Брошь

Вот уже почти неделю Гаспар с Лизеттой практически не покидали своего жилища: дождь целыми днями лил как из ведра. Из-за обилия влаги разбухла земля, и о том, чтобы хоть немного побыть в саду не могло быть и речи. Вымощенные крупной галькой тропинки вздыбились и искривились, будто корчили недовольные рожицы.

Впрочем, вынужденное заточение никого не тяготило. Гаспар большую часть своего времени проводил в мастерской, а Лизетта сидела над учебниками. Каждое утро отец давал ей уроки арифметики и письма. В школу Лизетта не ходила.

Крупные капли одна за другой сбегали по стеклу. Сидя за массивным письменным столом с карандашом в руке, Лизетта задумчиво глядела на маленький мирок, что простирался за окном. Наверное, когда-то этот сад был красивым и ухоженным, но Лизетта не могла припомнить времени, когда он был таким. На ее памяти прилегающий к дому участок всегда был беспросветно заброшен.

Пример, что задал на этот раз Гаспар, казался особенно сложным, и Лизетта никак не могла его решить. Наконец, окончательно сдавшись, она отложила карандаш и лист бумаги в сторону — папа, конечно, немного расстроится. Лизетта даже знала, что он скажет, едва узнает, что дочь не справилась с заданием: "Да ведь это же так просто!" И тотчас же покажет способ решения.

Несмотря на эту мнимую, еще не высказанную отцом реплику, Лизетта не чувствовала своей вины: математика всегда давалась ей с трудом, о чем Гаспар прекрасно знал.

Выдвинув один из ящиков стола, Лизетта достала маленькую деревянную шкатулку, украшенную перламутром и раскрыла ее. Внутри, на бархатной подушечке, лежала брошь-шатлен, принадлежавшая матери Лизетты. Два серебрянных зажима соединялись между собой ажурной цепочкой, один был украшен массивной розой, на которой восседал паук, а второй — паучком поменьше. И роза, и оба паука были усеяны россыпью гранатов.

Лизетта плохо помнила, какой была ее мать — образ целиком и полностью состоял из работ отца, его рассказов и одной-единственной почти выцветшей фотографии, — поэтому не могла сказать, видела ли она когда-либо, как Лилит надевала эту брошь. Однако Гаспар твердил, что даннное украшение было одним из ее любимых. Сама Лизетта украшений не любила и по просьбе отца носила на шее лишь одну крохотную подвеску.

Со вздохом она закрыла шкатулку. В этот момент в комнату заглянул Гаспар.

— Обед готов, — объявил он. Тут взгляд его упал на шкатулку, которую Лизетта все еще держала в руках. Он медленно прошел вглубь комнаты и приблизился к столу. — Думала о маме? Я тоже часто о ней думаю, — Гаспар осторожно взял в руки шкатулку, словно та была хрустальная или могла укусить. Раскрыв деревянную коробочку, он с грустью оглядел содержимое.

— Тебе не снились новые сны? — вдруг спросила Лизетта. Гаспар отрицательно мотнул головой. — Просто ты говоришь, что, возможно, мама во сне сообщит тебе важные сведения, где ее искать. Или как уговорить членов Ковена дать разрешение на новый хронометр. Или починить старый, — каждую фразу она произносила тише предыдущей, а последние слова были и вовсе сказаны шепотом: Лизетта уже не верила в успех, хоть и просила реглярно отца вернуть маму. Гаспар смотрел на дочь, и у него сжималось сердце. Новый хронометр. Непозволительная роскошь, о которой он не смеет даже мечтать! Вот уже шесть лет Гаспар ежемесячно посылает письма с просьбой на разрешение получить новые детали, взамен тех, что вышли из строя. Клянется, что починит устройство сам и расписывается в своей признательности. Но все без толку. Каждый полученный им ответ — лишь отписка. А в последнее время даже они перестали приходить.

— Пойдем обедать, Лизетта, — Гаспар вернул шкатулку ее новой обладательнице. — Суп остынет.

Лизетта сморщила нос.

— Утром ты сказал, что будет пицца, — разочарованно протянула она, убирая шкатулку с брошью обратно в ящик письменного стола. Гаспар терпеливо ждал.

— На ужин — пицца, — легко согласился он и добавил: — Что хочешь — то и будет.

Глаза Лизетты загорелись.

— И мороженое?

– И мороженое, — серьезно подтвердил Гаспар. Тут он покосился на лист бумаги, подозрительно скупо исписанный: — Ты решила пример?

Вид у Лизетты стал виноватый.

— Нет, — наконец, призналась она. — Я не смогла.

— Ну, это же так легко! — воскликнул Гаспар, и Лизетта едва удержалась от улыбки: она знала, что отец скажет именно эти слова. — Я объясню тебе решение после обеда, — пообещал Гаспар, и отец с дочерью отправились обедать.